Увидеть Мензоберранзан и умереть - Страница 106

106

— Победитель будет вознагражден ценным призом — венком, сделанным из чистого серебра с золотым покрытием. Поучивший его, станет желанным гостем при любом знатном дворе, как при рыцарском, так и при королевском. Победитель обретет не только славу, но не узнает нужды до конца своих дней — невозмутимо объяснил мажордом.

— А у вашего… этого Джеромо Прекрасноголосого сколько уже имеется таких венков? — насмешливо поинтересовалась Ивэ.

— Насколько мне не изменяет память — четыре, — ровно ответил мажордом. — Так как? Желаете вы побороться за сей приз?

Ника, что-то промямлила, вызвав оскорбительную усмешку и надменно-презрительный взгляд Гвидо Утешителя слез, вновь обретшего свою прежнюю самоуверенность. Смутившись, Ника спряталась за спину Ивэ.

— В моем списке осталось лишь одно имя и это имя дамы, — объяснил мажордом свою настойчивость. — Назовите свое имя, госпожа.

— Ника, — бросила Ивэ. По ее голосу Ника поняла, что и она волнуется. Ей казалось, что мажордом, нарочно медлит, заглядывая в свой список и подслеповато прищурившись, ищет там ее имя.

Вокруг встала напряженная тишина и вот в этой тишине, раздался ровный голос мажордома:

— Прошу вас, госпожа Ника внести взнос — одну монету.

— Но, позвольте! Что она такое? Я, лично, никогда не слышал подобного имени! Вы, друзья мои, слыхали, хоть что нибудь об этой особе? — повернулся к менестрелям возмущенный Гвидо Утешитель слез — Откуда она вообще появилась? Позволь спросить тебя, милочка, где ты пела?

Обращался он к Ивэ, которая, развязав свой кошелек, выудила оттуда монету, вручив ее мажордому.

— Почему вы не спросите о ее рекомендациях? — воззвал он мажордому. — Готов спорить на струны моей лютни, что это самая настоящая самозванка, и если ей и взялся кто-то покровительствовать, то уж конечно не из-за ее пения…

И пока Ника открывала и закрывала рот, медленно заливаясь краской стыда от оскорбительного намека Гвидо Утешителя, Ивэ сунула ему под нос острие своего меча, который она со сноровкой бывалого воина извлекла из ножен.

— Вот наши рекомендации, дружок. Желаешь ознакомиться с ними подробнее?

— Прошу прекратить свару. Не забывайте где вы находитесь, — не повышая голоса, отчитал обоих мажордом, после чего счел нужным спокойно, объяснить, обратившись к Гвидо Утешителю. — Имя сей исполнительницы песен гремит по здешним местам с недавних пор, но слух о ней не раз доходил до его светлости и он пожелал послушать госпожу Нику, дабы удостовериться, что ее искусство равно ее славе.

— О, сладкоголосый Грациола! И кто же донес до ушей герцога, так называемую, славу о ней — раздраженно поинтересовался менестрель, — При каком дворе восхищались пением этой особы?

— Мне известно, что ее имя знают в каждом селении, начиная от Темных гор. Ее песни распевают на городских площадях всего юга.

Тряхнув блестящими от помады кудрями, Гвидо Утешитель слез расхохотался. Ему вторил дружный смех, стоявших за ним менестрелей.

— Вот уж не думал, что к мнению черни, для которой, что кудахтанье курицы, что пение соловья едино, можно прислушиваться.

— Тем не менее, его светлость пожелал послушать пение госпожи Ники, а не ваше Гвидо Утешитель слез, — холодно заметил мажордом, деловито сворачивая свиток и ссыпая деньги в бархатный кошель.

С куста жасмина на опустевшую мраморную поверхность стола упало несколько белых цветов. Ника поспешно прошла мимо расступившихся перед ней менестрелей, не поднимая глаз, тогда как Ивэ проходя минуя Гвидо Утешителя слез, толкнула его плечом.

— Посторонись-ка, певун, — процедила она ему сквозь зубы и тот молча, не найдя, что ответить, вынужден был отступить.

До самого вечера Ивэ таскала, и так уже ошалевшую от всего произошедшего Нику, по шумной, суетливой толкучке городской ярмарки. Ника отстранено соглашалась со всем, что выбрала для нее Ивэ, думая лишь о своем участии в предстоящем турнире менестрелей, которое страшило ее. Одно дело петь ради своего удовольствия перед нетребовательной простой публикой, совсем другое, перед герцогом и его двором, уже пресыщенным всевозможными зрелищами. Ника ясно предчувствовала свой оглушительный провал. Уж Гвидо Утешитель слез об этом позаботится. Разве так необходимо было грубо вести себя с ним? Но раздумывая об этом, проталкиваясь сквозь толпу за Ивэ, Ника вынуждена была признать, что подруга поступила, в общем-то правильно: этот Утешитель слез вел себя вызывающе и Ивэ недвусмысленно дала понять ему, что Ника не беззащитна.

Вернулись они в «Золотой приют» поздним вечером к, уже волновавшимся за них, мужчинам. Ника и Ивэ вошли в обеденный зал гостиницы, как раз тогда, когда Борг подговаривал Харальда и Доргана, который сидел с низко опущенным на лицо капюшоном, поучить своих жен, как следует побив их.

— Ты угомонишься когда нибудь, старый буян? — устало проговорила Ивэ, плюхнувшись рядом с ним на скамью и отсылая мальчишку посыльного с кучей свертков и обрезом ткани в их, с Никой, комнату.

Дорган приподняв голову, взглянул в растерянное утомленное лицо Ники. А Ивэ, набросившись на ужин, начала рассказывать про все их перипетии с заявкой на турнир, не выдержав натиска нетерпеливых расспросов, своего мужа и отца. Нике же кусок не лез в горло, и она лишь кивала, подтверждая слова Ивэ, отмалчиваясь. Кончилось все, как всегда: Харальду пришлось удерживать разгневанного Борга, порывающегося сейчас же пойти и побить «певуна» Утешителя, расквасить ему лицо и выбить как можно больше зубов. Успокоился он после того, как к их столу подошел хозяин гостиницы — хорошо, но не броско одетый дородный мужчина, державшийся с достоинством.

106