— И что же в этот самый допинг входит? — допрашивал он.
— Не знаю.
— Женщины, — презрительно фыркнул Руфус. — Ну, да если бы речь шла, к примеру, о румянах и пудре, ты бы поразила меня своей осведомленностью. И не воображай, что все, что я для тебя сделал, это ради твоих прекрасных глазок. И потом, ты умудрилась разбудить мое любопытство, которое я непременно должен удовлетворить…
— … которое непредсказуемо и неуправляемое словно стихия, которую надобно пережить, — не удержавшись, закончила, смеясь, его тираду Ника. — «Это никогда не случалось, но есть всегда».
— Постой-ка, — маг, поправил вновь съехавшие очки. — Как? Кто это сказал?
Ника растерялась. Если бы она это помнила: вычитала откуда то или услышала от кого-то.
— Э…э… кажется некий мудрец. Философ.
— Откуда тебе известно, что это философ, — въедливый маг был очень напорист.
— Ну… от преподавателя философии.
Руфус по новому посмотрел на нее.
— Так ты училась у философа?
— Было дело… — попыталась отделаться Ника неопределенным ответом.
— Значит в твоей голове водятся не одни помады и пудры?
— Нет, не одни… — согласилась, смеясь, Ника. Маг был славным старичком.
За порогом лаборатории Руфуса, ее поджидали уже два пажа.
— Госпожа, — шагнул к ней, сопровождавший ее мальчик. — Вас, призывает к себе герцог, а потому следуйте за Лео.
Он кивнул в сторону второго мальчика со смышленым лицом, темными кудрями и белозубой улыбкой, который грациозно поклонился ей. За ним, минуя узкий, темный коридор Ника поднялась по широкой мраморной лестнице чьи стены были увешаны гобеленами, и уставленны вазами с источающими тонкий аромат, розами. Повернув в коридор, освещенный восковыми свечами в медных канделябрах, они дошла до дубовой двери, в которую мальчик, взявшись за медное кольцо, негромко стукнул. Дверь распахнулась и паж отступил, пропуская в нее Нику. Встретивший ее мажордом, жестом поманил гостью за собой. Она прошла мимо кровати-алькова с задернутыми тяжелыми занавесями. Их шаги скрадывал толстый ворс ковра.
Герцог сидел в глубоком кресле у жарко горящего камина, кутаясь в просторный упленд подбитый мехом. Ника поклонилась ему, а верный мажордом устроился на низкой скамеечке у его ног и принялся растирать ему руки.
— Вы пели превосходно, дитя мое, — слабо произнес герцог, и Ника подивилась насколько же он, оказывается, дряхл.
— Однако же, справедливости ради стоит заметить, что ваш голос по силе много слабее голоса Джеромо.
— Я это знаю, ваша светлость.
— Как и то, что завтра вас ждет нелегкое состязание с сим менестрелем? И я, даже, не в состоянии предположить, что он предпримет, чтобы навредить вам. Положитесь на волю Вседержителя и не огорчайтесь, чем бы для вас не окончилось завтрашнее состязание. Уверяю вас, вы уже завоевали себе немало верных сторонников, среди которых нахожусь и я. Однако, я должен быть беспристрастным, не смотря на мою к вам расположенность.
— Да. Я понимаю.
— Ты необычайная девушка. Я это вижу. Иначе, как бы ты сумела покорить холодное сердце дроу настолько, что он с готовностью принес себя в жертву для тебя.
— Я обычная. Необычен мой супруг.
— И он знает, что ты смертная?
— Да, ваша светлость.
— Тем более это удивительно. Видимо, наступает время великих перемен — качая головой, проговорил герцог.
— Но мы не знаем истинного положения вещей, — поднял голову мажордом, продолжая растирать руки старика — В чем тут дело? Может дроу околдовал бедняжку, или настолько запугал, что подчинил ее вою своей.
— Это так? — глянул герцог на Нику.
— Конечно, нет.
— Но может быть тебя и дроу объединяет какая-то тайна?
Ника вздрогнула, испугавшись проницательности герцога.
— Значит не из страха, не очарованная магией и не из боязни, что твоя тайна откроется, ты следуешь за ним? В то, что тебя привязывает к нему любовь, я поверить не могу. Может он соблазнил тебя, пообещав нечто такое..? — герцог не договорил, пристально вглядевшись в ее лицо.
— Да, — прошептала Ника.
— О! — оживился он — Верно, дроу пообещал исполнить твою мечту? Так о чем же она, дитя мое? О чем твои грезы?
Глаза герцога странно блестели и Ника насторожилась — она не понимала, куда он клонит. Их разговор казался ей странным.
— Ты не хочешь говорить со мной о своей, самой сокровенной мечте? — спросил герцог, заметно оживившись.
— Я мечтаю найти мудреца, называющего себя Зуффом.
Герцог разочарованно откинулся на спинку, почти утонув в кресле.
— Я слишком стар, — проговорил он медленно. — И прожил достаточно, чтобы отличить мечту от низменной цели. Поиск этого Зуффа всего лишь ступенька к твоей мечте.
Ника промолчала. Проницательность герцога была поразительна.
— Я не хотела бы говорить об этом, — спрятала она руки за спину, с силой стиснув пальцы.
В интересе герцога к ее мечтам, Нике чудилось что-то не здоровое. Но герцог не рассердился, а глубоко вздохнув произнес:
— Ты права, дитя. Не стоит пускать в свою сокровищницу посторонних. От их жадных, алчных взглядов сокровища только тускнеют и обесцениваются. Так и мечта твоя мельчает и ослабевает от непонимания и насмешек. Идти к ней нужно молча, храня ее глубоко в сердце, веря только ей и никому больше, даже если ты понимаешь, что она неосуществима. Но правду об этом ты узнаешь лишь тогда, когда потратишь на ее осуществления все свои силы. Ты узнаешь правду и о себе, и о ней, своей мечте. Но, вот ты, дитя, непременно увидишь ее осуществленной, потому что не будешь слушать тех, кто начнет доказывать, что все это вздор и отговаривать тебя, — он взглянул на нее усталыми, потухшими глазами — Я стар, и лишь моя мечта поддерживает во мне искру жизни, хотя я понимаю, что мне не на что надеяться, — он хрипло, неприятно рассмеялся. — Видимо, Вседержитель не желает потакать моему наваждению, мое же сердце ропщет на это. Вот я и живу из чистого упрямства и вредности, зная, что моя мечта, увы, несбыточна. А теперь оставь меня.