Увидеть Мензоберранзан и умереть - Страница 169

169

— Он же слаб разумом, — развел руками мужчина. — Разве мы вправе требовать от него отчета о деньгах, принадлежащих ему. Думаю, он просто прячет их под тюфяком, или закапывает где нибудь в земле.

— Погодите, так вы даже не проверяете, как он ими распоряжается? Что покупает из одежды и еды? Ест ли он, вообще? Есть у него теплый плащ на зиму?

— Ну… — неуверенно протянул мужчина, глядя на начавших расходиться, переговаривающихся между собой, людей. — Мы видим, что он в трактире расплачивается монетками за горячую похлебку. Хотя… добряк Эдвин кормит его и так, не требуя никакой платы. Уж поверь: мы не такие мерзавцы, как ты думаешь. Нам и в голову не приходило, что об этом можно рассудить настолько скверно — прижал он руки к груди.

— Вы староста этой деревни?

— Да. Зови меня Фомой Большим. А каким именем наречена ты, сестра?

— Никой.

— Никой? Странное имя. Оно должно быть, что нибудь да означает?

— Угу. Победа.

Фома Большой уже по другому посмотрел на нее.

— Ну, да. Так оно и есть, — пробормотал он.

Ника повернулась к всхлипывающему Пигу, все еще качающим перед собой руку со сломанным, распухшим пальцем.

— Поможете мне? Мне надо выправить палец вашему разбойнику, только боюсь, что от боли он зашибет меня.

— Говори, что мы должны делать?

— Подержать его и принести две коротких лучинки и кусок тряпицы.

Трактирщик, с жалостью, поглядывавший на зареванного Пига, поспешил за требуемым. Зеваки оставались на площади, желая посмотреть чем же закончится разгоревшийся скандал, хотя и так было ясно, что монашка и староста пришли к какому-то, обоюдному, соглашению. Трое подростков с тревогой поглядывали на ноющего Пига и с неприязнью на Нику.

— Послушайте, Фома, возможно я погорячилась и прошу простить мне резкость моих слов, недопустимых с моим саном, но ведь и причина, выведшей меня из себя, необычна. У меня есть подозрения, что несчастного Пига бессовестно используют. Помогите мне развеять эти подозрения и разобраться во всей этой истории.

— Я не менее вашего хочу развеять ваши подозрения. Что мне надобно сделать?

— Дайте мне эти деньги, — тихо попросила его Ника, — а завтра, вместе с Эдвином Трактирщиком, придете за ними к матери Петре. Я скажу ей о вас и все объясню.

— Сестра, — так же тихо отозвался Фома Большой, — я же сказал вам, что эти деньги обители и не собираюсь не только отказываться от своего слова, но даже, упаси Вседержитель, прикасаться к ним. Мы и так ославлены перед всем светом, теперь от худой славы не избавишься вовек — печально закончил он.

— Об этом, как правило, думают заранее. Но самое главное о нашем уговоре никто не должен знать до завтрашнего утра.

— И, даже, почтенный Майер?

— Кто это такой?

— Хозяин «Единорога».

— Завтра, он узнает обо всем первым, но только не сегодня.

— И…?

— Только вы и я…

К ним вернулся Эдвард Трактирщик со всем требуемым. Усадив, где уговорами, где силой хнычущего Пига на каменное подножие статуи Асклепия, Фома Большой и Эдвард Трактирщик навалились ему на плечи, пока Ника выправляла сломанный палец, закрепляя его между двух лучинок и обматывая длинной полоской ткани. Пиг вырывался и визжал как поросенок на бойне и двоим далеко неслабым мужчинам, стоило большого труда удержать его на месте. Широкое лицо идиота было залито слезами и кто-то, сунул ему кружку с пивом, к которой он тут же, всхлипывая, приложился. Раскрыв чепец, Ника достала оттуда несколько монет, которые сунула ему. Пиг мигом сжал их в здоровом кулаке. Завязав остальное в чепец, Ника навесила его на пеньковый пояс рясы, вместе с кружкой для подаяния и подняв посох, пошла из деревни прочь.

Она шла по дороге в монастырь, обдумывая и переживая случившееся. Вечерняя тень, вытянувшись, бежала перед ней. Из-за верхушек деревьев виднелся шпиль монастырского храма. В ветвях утомленно перекликались птицы. Сладко пахло скошенным клевером. Надсадно жужжа, мимо пролетел грузный шмель и снова со свистом, что-то пролетело мимо. Еще не успев ничего толком осознать, Ника инстинктивно отклонилась в сторону. В шероховатом стволе необъятного дуба, к которому она подходила, дрожал, вошедший в него чуть ли не по рукоять, нож. Развернувшись, Ника прижалась к дубу спиной, сжав в руке посох. Из-за деревьев у дороги, появилось трое мужчин, но когда они подошли ближе, она узнала в них тех троих подростков, которые до конца оставались на площади, утешая Пига.

— Попалась воровка, — проговорил долговязый парень с короткими темными, остриженными в кружок волосами.

— Она забрала чужое, — словно выносил приговор, зло проговорил, довольно красивый юноша с, холодными как лед, голубыми глазами.

— И еще, она сломала палец Пигу, — поспешно поддакнул самый младший из них с накинутым капюшоном, чей длинный конец, опускался ниже пояса, а по плечам лежал зубчатым воротником.

— Тебе придется ответить за все и за то, что при всех ослушалась моего отца — Фому Большого. За то, что перечила ему.

Ника внимательно глянула на парня с холодными глазами, наглой улыбкой, и длинными белокурыми волосами до плеч. Знает ли отец о пороках своего сына?

— Если ты отдашь нам деньги, мы ничего тебе не сделаем. А заупрямишься, проткнем твое брюхо ножом, а потом позабавимся. Крысиный хвост, вытащи-ка нож из дерева.

Но мальчишка замялся, неуверенно промямлив:

— Но, Джон, у нее вон какой посох и она так ловко уклонилась от ножа.

— Просто ей повезло. Чего ты боишься? Это же монашка! Разве кто-нибудь из них, сказал когда нибудь хоть словечко поперек? А эту мы проучим хорошенько, чтобы другим потаскухам из обители было не повадно капризничать и ломаться.

169