Зал освещали, глубоко сидящие в толще стен окна, что шли в ряд почти под самым потолком. Под ними тянулась галерея с резными каменными арками и широкими перилами. По обе сторонам камина, на галерею выходили две двери, идущие из внутренних покоев. От входа в зал на нее вели две лестницы, начинающиеся с двух сторон, сразу же от высоких парадных дверей, стоило лишь вошедшему повернуть вправо или влево.
Под галереей у стен тянулись лавки, а темноту под ними рассеивали, укрепленные в железных кольцах, горящие факелы. И если одну стену под галереей украшал иссеченный помятый щит с коронованным дубом и перекрещенными под ним секирой с иззубренным мечом, то на противоположной стене красовался охотничий трофей — оленья голова с роскошными ветвистыми рогами, висевший под нею колчан и охотничий рог, инкрустированный потемневшим серебром.
Конечно же, Ника не позволяла себе глазеть по сторонам, словно была на экскурсии. В монастыре ее отучили от столь откровенного проявления любопытства, так как подобное поведение считалось вульгарным и неприличным. И она исподволь изучала все это суровое великолепие, сочетающее в себе оборонительное назначение и, вместе с тем, призванное служить уютным и надежным жильем.
На баронессу, сидящую в высоком кресле, Нике достаточно было бросить один взгляд, чтобы составить о ней свое мнение и она решительно не понравилась Нике, хотя, что как не сочувствие должна была вызывать молодая красивая женщина, вынужденная коротать свои дни в глуши, в которой обречена чахнуть ее цветущая красота, проданная за титул и богатство.
Но эта женщина относилась к той категории людей, которые несмотря ни на что, в каком бы положении не очутились, умели, наплевав на все условности, взять свое и даже сверх того. Ника уже имела возможность сравнить жесткую, темную красоту дроу, возвышенную неземную красоту Лелии, решительную, не сознающую себя, красоту Ивэ и теперь вот красоту баронессы, которой она пользовалась как оружием, которое старательно оттачивала, всячески подчеркивая ее чувственность.
Темно зеленый бархат платья с низким треугольным декольте обтягивал высокую грудь, а широкий пояс повязанный под нею, обозначал гибкую тонкую талию и крутизну широких бедер. Темная, под цвет пояса, вставка декольте оттеняла белизну открытых плеч на которых лежали медово-золотистого цвета локоны. Баронесса, будучи замужней женщиной, пренебрегала чепцом, энаном и вуалями, которыми должна была прикрывать голову. Вместо этого ее локоны свободно лежали по плечам, выбившиеся из тонкой шелковой сетки, унизанной жемчугом. Она имела идеальный овал лица, полные капризные губы, точеный носик и небольшие синие глаза, безразлично и какбы мимо, смотревшие сейчас на Нику.
— Это и есть монашка из обители Милосердных сестер из-за которой ты покинул нас так внезапно и без спросу, — скучающе спросила она отца Фарфа.
— Да, госпожа, — поклонился священник.
— И она действительна настолько искусна во врачевании, что за нею стоило отправляться в подобную даль? — с сомнением произнесла баронесса, вертя на тонком пальце тяжелый перстень.
— Из самых дальних концов страны приезжают в ту обитель просить их помощи, — уклончиво ответил отец Фарф.
— И какую магию она собирается использовать в своем лечении? Я должна это знать, ведь речь идет о моей падчерице.
— Сестры милосердия не пользуются магией.
— Вот как? — с недовольством протянула баронесса. — Значит ли это, что моя падчерица не достойна того, чтобы ее быстро вылечили, освободив от страданий?
— Леди Айвен заслуживает самого лучшего лечения, госпожа, но орден Милосердия не практикует магию, — терпеливо пояснил отец Фарф.
Все это время Ника стояла позади священника, не проронив ни слова, смотря в пол и слушая разговор о себе. О ней говорили так, словно ее здесь и не было. Она понимала, что таким образом, ей было сразу указано на ее место.
— Тогда зачем ты привез ее сюда? — с недоумением пожала плечами баронесса и повернулась к сидящему рядом мужчине. — Ты это слышал, Риган?
По тому необъяснимому, что каким-то образом чувствует каждая женщина, Ника, даже не поднимая глаз, уловила то особое отношение, что связывало этих двоих. Слишком уж оно было явно. И эти отношения даже не пытались скрывать.
Мужчину Ника тоже успела разглядеть достаточно, чтобы понять, что от этого человека следует держаться подальше. Это был воин, солдат без всякой показухи, которое так отличало придворных кавалеров, причислявших себя к рыцарству. Он не увеличивал намеренно ширину своих плеч за счет специальных подкладок и не стягивал талию корсетом. Его потертый кожаный колет обтягивал широкие от природы плечи. Черты лица были грубы, но приятны. Его не портили подстриженные в кружок волосы. Эта уродливая стрижка, не была данью моде, мужчины наоборот, опускали волосы до плеч, завивая их в крупные локоны. Это была дань необходимости, чтобы густая шевелюра на макушке защищала голову от железа шлема.
— Слышал, — устало отозвался рыцарь на вопрос баронессы, хрипловатым голосом. — Будь милосердной Элеонор, я только что вернулся с дальнего рубежа. Дозволь мне уйти.
— Как ты можешь, так говорить? Как можешь пренебрегать своими обязанностями по отношению ко мне?! — возмутилась та. — Именно тебе, мой несчастный супруг, доверил не только безопасность наших земель и защиту замка, но и благополучие своей семьи. Сейчас же речь идет, ни много ни мало, а о судьбе дочери твоего благодетеля и господина.