Поравнявшись с ней, Вифелла знаком показала, что надо снизиться. Они влетели под низкий свод широкой пещеры, уходящей вниз. Ход был освещен редкими магическими сгустками огня, подсвечивающих сталактиты, отчего вид вокруг создавался жутковатый и фантастический. Впереди замаячил светящийся диск. Ника сбавила ход и, приблизившись, увидела, дожидавшуюся ее Верховную Жрицу со свитой младших жриц.
— Ты, чуть было, не заставила ждать саму Ллос, — с нескрываемым раздражением встретила ее старуха.
Опираясь на посох и больше не оборачиваясь к Нике, она пошла к узкому, похожей на нору входу в Храм Средней Пещеры. Жрицы в темных балахонах с глубоко опущенными на лицо капюшонами сопровождали ее до входа, у которого остановились, не смея преступить порог святая святых без ее разрешения. Но дна из них знаками показала Нике следовать за ней. Ника неуверенно оглянулась на Вифеллу, остававшуюся у входа. Между тем, жрица исчезла в тесном ходе и Ника, подобрав платье и пригнувшись, вошла за ней, пробираясь вперед по узкому земляному коридору, пока не вышла в широкую пещеру, чей нависший свод давил, а стены терялись во тьме. Посреди пещеры возвышался искусно вырезанный из черного камня паук. Перед ним на алтаре горел живой огонь, и его дрожащий свет отражался в свирепых, рубиновых глазках идола. Верховная Жрица склонилась перед алтарем, положив посох на землю и воздев к нему руки. Жрица сопровождавшая Нику, остановилась. Рубины, вставленные в глаза паука, замерцали внутренним огнем, и Нику непреодолимо потянуло к изваянию. Верховная Жрица подобрала посох, и тяжело опираясь на него, поднялась. Она едва успела отковылять от идола, как из его каменных жвал вырвались белые струи, опутывая Нику с головы до ног. Рубины глаз разгорались ярким кровавым светом. Запеленатую в кокон паутины Нику подтащило к алтарю, вздернуло вверх и кинуло на его камень. Глаза паука прожигали ее насквозь, а со стороны казалось, что бесформенный кокон лежащий на алтаре охвачен алым ореолом. Слюна паука, застывая, туго стягивала тело, и Ника заплакала. Она разом вспомнила свою недолгую жизнь. Особенно яркой была картина двора, в котором она росла, и тополиный пух, летящий по нему, и голос мамы зовущий ее домой. Эти воспоминания были смяты жгучей болью, нараставшей внутри ее тела, так что Ника задергалась в своих путах, не в силах терпеть ее. И вдруг в какой-то момент боль разом утихла, ушла. Вспыхнул огонь жертвенника. Нике стало плохо, и она потеряла сознание. В себя, ее привел гневные крики Верховной Жрицы:
— Нет! Нет, ты не можешь отказаться от этой жертвы. Она не выполнила свой обет. Возьми ее!
Послышался резкий, громкий свист, и Верховная Жрица умоляющим голосом, в котором звучал страх, торопливо произнесла:
— Прости мне, твоей преданной рабе, если я была дерзка с тобой. Я лишь пекусь о славе твоей, ибо ты моя жизнь и мое дыхание. Твоя воля — закон для дроу. Будет так, как велишь ты.
Ника с трудом открыла глаза. Смотреть было больно, дышать тоже, чувствовать и даже существовать было больно. Первое, что она увидела: потухающие глаза идола. Верховная Жрица, стеная поднялась с колен и, повернувшись к младшей жрице, стоящей в стороне, показала на Нику, лежавшей на алтаре в коконе паутины:
— Убей ее.
Младшая жрица не шевельнулась, продолжая стоять, как изваяние, спрятав руки в широкие рукава балахона, низко опустив голову. Только из-под капюшона, по уставу, спадали на грудь длинные белые волосы.
— Убей ее, — требовательно повторила Верховная Жрица.
Жрица не двигалась.
— Богиня ошиблась, и я исправлю ее ошибку. Тебе ничего не будет, — вкрадчиво добавила Верховная Жрица. — Ллос спросит за это только с меня.
Младшая жрица, перестав колебаться, направилась к алтарю. Ника с ужасом увидела, что из ее широкого рукава, медленно, как змея, скользнул в ладонь, узкий стилет. Не в силах кричать Ника широко раскрытыми глазами смотрела, как жрица заносит его над нею. Долгие доли секунды на его лезвие играли отблески жертвенного огня. Безликая жрица точными ударами стилета вспорола кокон, освобождая пленницу от пут. Ника хотела подняться, но была так слаба, что могла только беспомощно смотреть на нее.
— Чего же ты медлишь?! — визжала тем временем Верховная Жрица. — Убей ее! Я приказываю тебе! Вонзи кинжал в ее черное сердце, окропи алтарь Ллос кровью, и она примет эту жертву, от которой отказалась сейчас.
Младшая жрица повернулась к Берн и откинула с головы капюшон.
— Ты… ты… — задыхаясь от гнева, прохрипела Верховная Жрица. — Ты осквернил святилище Ллос, явившись сюда! — и сорвалась на визг: — Теперь тебя ничто не спасет от казни за подобное кощунство!
Жрица повернулась к Нике и погладила ее по щеке, не обращая внимания на визгливые вопли старухи.
— Вставай, нам надо уходить.
— Я не могу, — всхлипнула Ника. — У меня нет сил.
И когда Дорган подхватил ее на руки, ее голова безвольно легла ему на плечо.
— У меня кружится голова… мне больно и меня тошнит… — пожаловалась она ему слабым голосом.
— Ты жива… Это главное, — Дорган понес ее к выходу.
— Ты думаешь, если Ллос пощадила ее, все закончилось?! — хрипела им вслед сорванным голосом Верховная Жрица. — Впереди вас ждет расплата… Иди, торопись, к своей смерти, сын мой. Ты низко пал! Знай! Я отрекаюсь от тебя! Да будет Ллос мне свидетелем….
— Советую тебе оставаться здесь, у алтаря. Ты ослушалась Ллос, — обернулся к ней Дорган, перед тем как покинуть пещеру. — А если ты не сделаешь этого, весь Мензоберранзан узнает о твоем отступничестве.