— Господи, — прошептала Ника, в ужасе зажав рот рукою, и глотая слезы. На отчаяние несчастного отца больно было смотреть.
— Да, ты не Фиселла, — прошептал Бюшанс. — Скажи, смертная, ваши мужчины так же бесправны, как дроу?
— Ну, — Ника вытерла слезы, глубоко вздохнув, — Вообще-то, у нас относительное равноправие, но все равно женщины пока, находятся в зависимости от мужчин. Думаю, для вашей Фиселлы, это станет не очень приятным сюрпризом. Во всяком случае, наши мужчины не дадут ей запинать себя.
— О! Твои слова успокоили мою боль, смертная.
К ним подошел Дорган. Все это время он, занятый сборами, не вслушивался в разговор мастера и Ники, видимо успокоенный тем, что к Бюшансу вернулось его самообладание. Но, увидев мокрые от слез глаза своей женщины, тяжело посмотрел на него.
— Мы уходим, — сухо произнес он, взяв Нику под руку. — Что бы ни произошло не обнаруживайте себя и ждите. Время само подскажет, когда наступит подходящий момент.
— Но как ты собираешься уцелеть в Подземье со смертной.
— Я не пропаду, и ей пропасть не дам.
— Знаю.
Дорган положил ему руку на плечо и двинулся было к дверям, потянув за собой Нику, но она не спешила.
— Мастер, день назад я была в особняке Фиселлы и там нашла вот это, — она размотала с запястья медальон и, подняв его на цепочке, протянула Бюшансу.
С воплем отчаяния тот упал на колени с благоговением приняв в ладони эту бесценную для него вещицу.
— Его нашел Клопси, маленькое беззащитное существо — раб Фиселлы. С ним перед смертью разговаривал твой сын. В последние минуты жизни мальчик думал о тебе, своем отце.
Бюшанс прижался лицом к медальону, глухо зарыдав.
— Мастер Бюшанс. — мягко позвала его Ника, и когда он поднял к ней мокрое от слез лицо, сказала: — Это маленькое существо, Клопси, пропало. Мне ничего о нем не известно и я очень беспокоюсь. Если вы что-то узнаете, позаботьтесь о нем, прошу вас.
Бюшанс кивнул, вновь спрятав лицо в ладони, но едва Ника двинулась к поджидавшему ее у дверей Доргану, остановил ее:
— Подожди, смертная, — он протянул ей медальон обратно. — Возьми его. В Подземье он пригодиться тебе, как никогда. Это амулет для отвода глаз. Я сделал его для моего бедного мальчика, но он не уберег, не помог ему. Теперь этой безделице не место в моем доме, а тебе он понадобиться, — люди так беззащитны перед магией.
Ника посмотрела на Доргана, и когда тот кивнул, нерешительно приняла у Бюшанса медальон.
— Вы уверены, что потом не пожалеете об этом?
— Да. Я так решил, — он поднялся с колен, вновь, взяв себя в руки. — Да хранит вас Скрелла, богиня Летучая мышь.
Дорган смотрел на Бюшанса, который еще минуту назад готов был убить Нику, поверив ее облику Фиселлы, а теперь благословляющего ее в трудный путь, думая о том, что иногда простое сочувствие может оказаться сильнее самой могущественной магии
Вход в Подземье, в который они влетели на диске, согнувшись в три погибели, походил на нору. Дорган едва успел вовремя пригнуть голову Ники, прикрыв ее руками. Ход, то сужаясь, то расширяясь, уходил вниз, еще глубже и дальше, пока они не вырвались из него в Дикое Подземье. Подземье — это просторы с частым лесом сталактитов; равнинами, усеянными камнями; ледяными озерами и грунтовыми подземными реками; мрачными ущельями и извилистыми лабиринтами запутанных ходов. Свод, уходящий в необъятную захватывающую высь, служил этой неизведанной, таинственной стране, непроницаемым небосводом. Для жителей Мензоберранзана Подземье оставалось пугающим и таинственным, таким же, что для обитателей Поверхности бескрайние сельвы, дремучие урманы или непроходимые джунгли. Длинные, разветвленные, запутанные ходы пещерных лабиринтов иногда приводили в тупик или в пещеры, населенные необычными даже для Подземья, враждебными существами. Но дроу упорно отвоевывали у Дикого Подземье жизненное пространство. Как и на Поверхности, в Подземье обитало множество рас: дворфы, тролли, гоблины и другие твари о существовании которых человек даже не подозревал. Но дроу надменно полагали, что Подземье принадлежит только им, что именно они — истинные его хозяева. Все остальные мыслились ими как пришлые, незаконно живущие здесь, и не было особой нужды с ними церемониться, особенно с дворфами, извечными врагами дроу. Этот народец, с незапамятных времен спустившись сюда, основал на подходах к Поверхности город, не уступающий по силе и богатству самому Мензоберранзану.
Дроу знали, почему дворфы основали Блингстоун между Мензоберранзаном и выходом на Поверхность. Хотя темные эльфы не могли оставаться на Поверхности долго, но того времени, что занимали их стремительные и жестокие набеги, вполне хватало, чтобы разорять жителей граничащих с Подземьем земель. Дворфы стали тем заслоном для Поверхности, что защищал их от нашествия дроу. Они не слишком обольщались тем, что чувствительные глаза дроу не выносят дневного света, и понимали, что в своей непомерной жажде завоеваний темные эльфы обязательно что-нибудь изобретут для устранения этого препятствия. Но, что больше всего заставляло дворфов решится на такое рискованное соседство — это ненависть, что поднималась из глубин их существа при одном только виде темнокожего эльфа. Эта ненависть помогала им отражать короткие, но жестокие нападения дроу. И эта ненависть была обоюдной.
Дроу было чуждо и непонятно на Поверхности все: порывы ветра, солнечное тепло, смена дня и ночи, мерные вздохи океана, бегущие по небу белоснежные башни облаков. Подобное многообразие цветов и красок пугало и угнетало их: зелень травы, лазурь неба, искрящаяся белизна снега, белые, нагретые солнцем камни, голубые воды рек… Чуткий слух дроу оглушал шепот листьев под легким дуновением беспокойного ветерка, шелест дождя в траве, пение птиц. Им был чужд и ненавистен сам уклад жизни обитателей Поверхности, непонятны их отношения, их чувства, а мировоззрение враждебно. Их идеалы подрывали сами основы бытия дроу. Взращенные под паутиной лжи и недоверия ко всему, и к своим соплеменникам в том числе, они ненавидели все, что жило, цвело, набиралось сил, открыто радовалось и дарило счастье другим, под ослепительным светилом Поверхност. Это был чужой для них мир. В своем непомерном высокомерии они считали, что все, так или иначе отличное от Подземья, не имеет права на существование. Дроу понимали лишь тьму, страх, ложь, лицемерие и ненависть — эти чувства они взращивали и культивировали, полагая, их признаками силы. Пожалуй, только они и могли существовать в вечном мраке Подземья. И может, только отважные дворфы с их твердой волей и духом, таким же незыблемым, как камень, который они испокон веков разрабатывали и прорубали, могли стать той непреодолимой преградой на пути темных эльфов к завоеванию Поверхности. Дроу, прирожденных воинов, крепкие, неприступные стены Блингстоуна могли и не остановить, но зато сильно отвлекали и беспокоили. Дворфы защищали выход на Поверхность, но дальше, в Дикое Подземье соваться не решались даже они. Ни одна из посланных ими экспедиций так и не вернулись назад. Ведь даже для дроу Дикое Подземье оставалось непонятным и опасным местом, хотя они и освоили довольно большую территорию вокруг Мензоберранзана. Контролируя подходы к ней, они создали на границах фортпосты, с которых шла осторожная разведка прилегающей к ней сети пещерных лабиринтов. С этих фортпостов делались набеги на Блингстоун, вылазки на Поверхность, нападения на кочующие вблизи их племена орков. И дроу оставалось только догадываться, что им придется преодолевать, чтобы захватить простирающуюся дальше ничейную Терру-Инкогнито. Те немногие счастливчики, которым довелось вернуться оттуда, так и не смогли ничего толком рассказать о тех таинственных пещерах и только знание того, что что-то непонятное, чудовищное укрывается в бесконечных туннелях и сталагмитовых лесах, останавливало дроу от дальнейшего завоевания и порабощения Подземья. Они не знали, как бороться с этим непонятным, не знали победят ли вообще, и не накличут ли после, из еще более глубоких недр на находящийся под защитой Ллос Мензоберранзан, ужасную древнюю напасть, с которой даже Ллос будет справиться не под силу.