— Не думаю, что это поможет нам, что-то прояснить, — сказал Даймону и Сайксу Дорган, кивнув в сторону беснующейся толпы.
— Кто тебя спрашивает, демон! Исчадье тьмы! Покинь нашу деревню, именем Вседержителя! — накинулся на него отец Ансельм.
— У меня другие планы, жрец, — усмехнулся эльф, окидывая его, дрожащего от ярости, холодным взглядом. — Я останусь в вашей деревне, потому что мне не терпеться узнать, кто помогал убийце скрываться все то время, когда на него охотилось ни много, ни мало, аж три деревни.
— Тебя, нелюдь, не касаются наши дела! Прочь!
— Он никуда не уйдет. Он мой гость — вмешался Даймон — Поскольку за свою услугу, он не просит с нас платы, мы предложили ему погостить у нас столько сколько он пожелает.
Даймон обернулся к Сайксу и тот кивнул, подтверждая его слова. Но такое решение пришло Даймону только сейчас. Он не собирался уступать и в чем-то попустительствовать отцу Ансельму, который всем и каждому в Старых Дубах указывал, что делать, а что нет, все время порицая и грозя божьей немилостью. Дроу невозмутимо наблюдал за их перепалкой.
— Что?! Да как вы осмелились на подобное…
Тем временем Сайкс, раскидав толпу, вытащил едва живого, бесчувственного изувера и поволок его к погребу напротив церкви, где обычно запирали нарушителей порядка до особого разбирательства, или отбывавших там наказание. Толпа, у которой отняли ее жертву, как у голодной собаки кость, не дав совершить правосудие, последовала за ним. Даймон и Дорган бросились помогать Сайксу, сдерживая наседавших, обезумевших от крови людей. Дорган недвусмысленным движением обнажил свои клинки и пошел на толпу, которая со страхом отступила от темного эльфа.
— Что вы стоите?! Убейте проклятого дроу и тех, кто ему помогает, не давая воздать убийце по его деяниям! Чего вы ждете, люди?! — подзуживал священник, следуя за толпой.
В конце концов, Сайксу, Даймону, и двум престарелым старейшинам, пытавшихся восстановит порядок и образумить людей удалось запереть окровавленного, едва дышащего преступника в погреб.
А на следующее утро всех потрясло известие о том, что злодей повесился на потолочной балке.
— Как он мог, обессиленный и избитый, дотянуться до нее? — покачивал головой Даймон, хмуро глядя на раскачивавшегося в петле убийцу.
— Другое дело, что его бесчувственного, ничего не стоило вздернуть даже ребенку, — сказал Сайкс. Они поспешили к погребу, как только услышали о случившемся.
Здесь же был и Дорган, пришедший с Даймоном.
— Вы не верите в божье правосудие, безбожники! — вскричал появившийся в проеме двери, заслоняя собой тусклый свет дня, отец Ансельм. Даймон досадливо поморщился. — Он осознал свои злодейские деяния и раскаяние его было тяжким…
— …настолько, что он полез в петлю, — насмешливо закончил Дорган.
— Ты не веришь в суд Вседержителя? — набросился на него священник.
— Ну почему же, — пожал плечами эльф, — конечно верю. Но, что-то оно слишком уж странное это правосудие. То медлительно до такой степени, что под ножом убийцы гибнут десятки невинных, то так стремительно, что мы ничего не успеваем узнать у раскаявшегося и, по-видимому, не прочь исповедаться в своих преступлениях, злодея.
— Ты, нелюдь, смеешь хулить волю Вседержителя, — с тихой угрозой спросил отец Ансельм.
— Ни в коем случае, — с вызовом посмотрел на него эльф. — Я просто хочу знать, кому выгодно, чтобы он был убит, как и то, чтобы, до этого он убивал других.
Священник смолчал, резко отвернувшись от него, но не стал молчать, когда до него дошла новость, что эльф вылечил Мэрион.
— Разве вы не видите, что перед вами демон во плоти. Он попирает бога вашего, а вам и дела нет. Скоро вы начнете поклоняться тому демону, которого он изберет для вас. Скоро вы будете приносить к его алтарю кровавые жертвы, и это будут дети ваши. Разве вас не пугает, то какими чарами он исцеляет?!
— Раз твой милосердный Вседержитель не захотел исцелить безгрешную душу, — смеясь, развел руками Дорган, — то это сделала Аэлла, покровительница лесов и полей, дав мне для лечения нужные травы.
— Язычник и безбожник! — презрительно бросил в ответ священник, отходя от него.
Тогда эльф покинул деревню, в которой ему больше нечего было делать. И вот, он вернулся опять, что бы снова стать свидетелем не менее тяжкой трагедии. Все это Ника узнала от сельчан, а впоследствии и от самого Доргана. Теперь ей ясно открылся замысел отца Ансельма. Он выбрал подходящий момент, чтобы убрать своих главных противников — охотника, старейшину и эльфа, а заодно и разобраться со своей страстью. Он узнал, что мужчины ушли на охоту, и пришел к Мэрион с твердым намерением избавиться от нее, чтобы больше не терзаться преступными мечтами о ней. Раз она не может принадлежать ему, то пусть не будет ничьей. К несчастью, его увидела Салли, шедшая этим ранним утром к колодцу, пока возле него не собрались ее соседки кумушки и, зная, как бедняжка боится священника, зная, что можно ожидать от него в отношении Мэрион, поспешила к ней. Когда он ее оглушил, у женщины из складок юбок, выпал стилет Ники, который Салли, машинально сунула, чтобы не мешал, в карман своей юбки, когда повязывала Нике голову платком, с тем, что бы передать его потом госпоже, но так и запамятовала о нем. Поняв кому он принадлежит, отец Ансельм, усмотрел в этом божественный промысел, окончательно уверившись, что совершает богоугодное дело. Потому, он говорил с такой уверенностью и подъемом. Потому, он бестрепетно убил Мэрион, что, так долго была, его наваждением. Все, в этот день складывалось к его пользе. Ибо стилет должен был указать на того, кто совершил это убийство. Но, священника подвела его экзальтированная впечатлительность. Его словно парализовало, когда труп Мэрион упал к его ногам, после произнесенных им слов о том, что Вседержитель сам укажет виновного. И понял он это, так, что Господь, вдруг отступился от него. Этого не могло быть! Но это было. И отец Ансельм так и не смог решить эту дилемму. Она оказалась выше его разумения. Он погубил себя, переиграв себя же.