Увидеть Мензоберранзан и умереть - Страница 97

— Ивэ, я не отрицаю, что не такая выносливая как вы и, может, действительно, настолько привыкла к опеке Доргана, что уже не замечаю ее. Но насчет того, что я капризничаю, ты не права. Я только не хочу, что бы ночлег мы добывали вечными драками, ломая ребра и расквашивая носы, деревенским.

— По-другому с ними нельзя, — буркнул Харальд.

— А вы пробовали?

— Пробовали — что?

— Договориться с ними по мирному.

— С деревенскими по мирному нельзя, — философски заметил Борг. — Пытались. Все равно, все заканчивается дракой.

— Если ты считаешь, что с этими тупоголовыми мужланами можно договориться иначе, что ж попробуй, сама. Не все же только нам пристраивать тебя на ночлег и кормить, что бы после, вместо благодарности, выслушивать еще и наставления — насмешливо проговорила Ивэ, с вызовом глядя на нее.

Но Ника вызов не приняла, понимая, что этот разговор никуда кроме ссоры не приведет. Подавив обиду, она смолчала и Ивэ отошла от нее с торжествующим видом победительницы. Харольд и Борг молча шли рядом, стараясь не смотреть на Нику. Доргану, слышавшему разговор женщин, от начала до конца, было тяжелее всех. Его жена представала перед его друзьями капризной, взбалмошной и недалекой особой. Он не мог вступиться за Нику перед Ивэ, чтобы не выделять ее перед своей воспитанницей и не ранить ее чувств. К тому же и ему досталось от острого язычка Ивэ. Понурившись, раздавленная, униженная, чувствуя, что отношение к ней изменилось не в лучшую сторону, Ника вошла в деревню вслед за друзьями Доргана, когда солнце садилось за горизонт. Сам Дорган, по своему обыкновению, отделился от них, что бы присоединится позже, в самый разгар событий. Они зашли в харчевню, из открытых дверей, которых валил дым от открытого очага. На нем же хозяин харчевни готовил ужин — горячую мясную похлебку. За длинным дощатым столом рассаживались, устало переговариваясь селяне с еще суровыми, от дневных забот, лицами. Дородная хозяйка в грязном переднике и сером чепце с повязанным поверх него засаленным платком, ставила перед каждым кружку с пивом. На вошедших не обратили внимания. Они, пока, не были интересны никому.

— Где Ника? — вдруг спохватился Борг.

— Только что была рядом — растерянно обернулся Харальд — Она следовала за нами, я видел.

Ивэ прислушалась и вдруг бросилась из харчевни на улицу. Выбежав из дверей, она остановилась, не веря своим глазам. Стоя возле изгороди, Ника пела какую-то слезливую песню, с удивлением прислушиваясь к себе, так робко и неуверенно, что на нее жалко было смотреть. Рядом, подперев кулаком щеку, стояла женщина, с цепляющимся за ее юбку сопливым малышом в рубашонке, и с сердобольным видом, слушала ее. «О, святой, Смарг! — в досаде подняла вверх глаза Ивэ — Еще не хватало, что бы Дорган увидел, как его жена, словно последняя побирушка, ноет под дверьми, выпрашивая милостыню». И она решительно направилась к ней, намереваясь увести в харчевню, пока Дорган не застал ее за этим занятием.

— Любезная, спела бы ты чего ни будь повеселее, — раздался за спиной Ивэ голос, — а то, такая жалость берет, что сердце сжимается.

Ника поклонилась, стоявшему в дверях хозяину харчевни и уже увереннее запела про лето.

В том, ее мире, их небольшой студенческий ансамбль гонял, по словам Женьки, «бездарную попсу» и на студенческих конкурсах, они, выше третьего места никогда не поднимались. В группе Ника была второй гитарой, она знала все песни, их репертуара и даже больше, лелея несбыточную мечту, когда нибудь петь самой. Но Женька, послушав ее раз, безнадежно махнул рукой. Эх, слышал бы он ее сейчас. Правильно говорят: бойся своих желаний, ибо они, когда нибудь да исполнятся. Вместе с телом Фиселлы ей достался чудный голос эльфийки и теперь Ника наслаждалась им. Теперь она способна была брать такие высоты на какие не решилась бы Светлана, солистка их группы.

Дорган бесшумно двигался по темной, притихшей улице деревеньки, гадая, удалось ли его друзьям поужинать до тесного знакомства с местным обществом или он найдет развороченную харчевню и постанывающих деревенских забияк, валяющихся по углам, а друзей злых и голодных. Хуже всего если ему, в который раз, придется догонять их на дороге. При мысли о Нике у него сжалось сердце. Все складывалось не так, как ему думалось. Ника и Ивэ не поладили, хотя при нем обе, делают вид, что все в порядке. Он остановился. Впереди виднелись освещенные окна и распахнутая дверь харчевни, в которой мелькали темные силуэты людей. Слышались возбужденные голоса, выкрики и смех. Подойдя поближе, Дорган положив ладони на рукояти сабель, склонил голову прислушиваясь. Стук кружек, мерные хлопки в ладоши, наигрыши на расстроенной лютне, чье-то пение. Что-то здесь не так. Так не должно было быть. С бьющимся от тревоги сердцем, темный эльф, накинув на голову капюшон, шагнул в двери харчевни. Ее зал оказался полон народа. За длинным столом, дружно потеснившись смеясь, пили пиво. Вокруг очага танцевали пары, хлопая в ладоши в такт бренчания лютни и веселой песенке. На появление Доргана никто не обратил внимания. Эльф исподтишка огляделся, разыскав своих друзей, среди сидящих за столом. У Борга на коленях пристроилась какая-то девица, на которую он, обнимая ее за широкую талию, умильно поглядывал. Рядом с ним Харальд на спор пил из высокой кружки пиво с кряжистым, бородатым кузнецом. Обойдя шумную компанию вдоль стены, чтобы не столкнутся со снующими туда сюда людьми, он зашел за спину Харальду и как только он со стуком поставил на стол пустую кружку, удовлетворенно выдохнув, склонившись к нему спросил: