В назначенное время, Ника, Ивэ, Харальд и Борг, проталкивались сквозь толпу к кованым воротам герцогского дворца. От них к широкому мраморному крыльцу, стелилась ковровая дорожка и на нем, в окружении придворных, прибывших менестрелей, встречал герцог. Шедшая впереди Ника, слышала тихое сетование Борга, что держался за ней, по поводу оставленных на мальчишку лошадей. Он переживал, считая, что они слишком много заплатили этому шельмецу, потому что он непременно уедет на их лошадках с их же деньгами в придачу.
— Не верти головой, словно деревенщина, что впервые очутилась на городской ярмарке, — пихнула ее в бок Ивэ, шедшая рядом с невозмутимым лицом.
Ника чувствовала себя так словно, по какому-то недоразумению, вдруг попала на Канский фестиваль: та же длинная ковровая дорожка, та же роскошь и блеск, те же восторженные крики поклонников, приветствовавшие появление своих кумиров, те же жадные взгляды, придирчиво оглядывавшие каждую складку их одежд. Не было только вспышек фотоаппаратов, видеокамер и микрофонов, тянущихся к ним. Ника смущалась восхищенных, восторженных взглядов и криков, которыми ее встретила толпа, стоящая по обе стороны дорожки. Неужели ее знали и в Иссельрине? Скорей всего подобное внимание, вызвано тем, что она была единственной женщиной удостоившейся чести соревноваться в высоком певческом искусстве со знаменитыми менестрелями, и которую заметил сам герцог. Не обошло всеобщее внимание и ее сопровождение. Ивэ оно мало трогало. Она спокойно шла рядом с Никой. А вот огромный Харальд и коротышка Борг представляли собой такой резкий контраст, что не посмеяться над ними было бы невозможно. Однако, в открытую никто не решился на подобное веселье. В обоих чувствовалась дикая, не скованная никакими приличиями, сила. К тому же Борг шествовал с поистине королевским достоинством. А Харальд напоминал настороженного вольного зверя, попавшего в питомник к его раскормленным изнеженным обитателями.
Герцог, высохший старец, с благородным, породистым лицом человека в чьих жилах течет кровь древних королей, доброжелательно поприветствовал Нику.
— Я приятно поражен, — сказал он, когда Ника поклонилась ему. — Я ожидал увидеть скорее простушку, чем прекрасную даму. Вы уже доставили мне удовольствие своим присутствием на турнире.
— Вы очень великодушны, мой господин. Уверяю вас, что в своих предположениях на мой счет, вы недалеко ушли от истины.
Герцог поднял седые брови.
— Вы заинтриговали меня еще больше, прекрасная госпожа. Прошу вас, оказать мне честь быть моей гостьей.
— С радостью, мой господин.
— С чего ты вдруг называешь герцога «мой господин», — шепотом выговаривала ей в спину Ивэ, когда они в сопровождении пажа, прошествовали в зал.
— Как же мне его называть?
— «Мой лорд» или «ваша светлость» — поспешно проговорила Ивэ под резкий звук фанфар.
Ника с досадой прикусила губу: опять она сделала промашку. Хотя с другой стороны она же, не разубеждала герцога в том, что она простолюдинка, а это может извинить ее дальнейшие невольные промахи.
Огромная зала с высоким сводом, была освещена свечами с подзеркальниками, что дробили свет, рассыпая на множество ярких звезд. В огромных мраморных вазах благоухали розы. Публика, собравшаяся здесь, блистала роскошными нарядами и обилием драгоценностей. В противоположном конце зала, как раз напротив высоких двустворчатых дверей, возвышался трон, обитый алым бархатом, с золочеными подлокотниками. Возле него, с высокомерием взирая на собравшихся, собралась не менее блистательная свита герцога. Возле ступенек, ведущих к трону, выстроились менестрели, которые и служили сейчас темой для разговоров. Но привыкшие быть постоянно на публике и в центре ее внимания, менестрели вели себя непринужденно, посылая улыбки своим почитателям, громко выкрикивавшим их имена, и кидая потаенные, многообещающие взгляды дамам. Стоя на предназначенном ей месте, проникаясь здешним настроением, Ника начинала понимать, что должна отказаться от подобранных ею песен, которые решила, было исполнить перед герцогом, бродя с Ивэ по ярмарке.
— Все будет хорошо. Не волнуйся ты так, — произнесла, стоящая позади нее Ивэ.
Ника вздохнула. Было бы так естественно, что бы эти слова сказал ей Дорган, а не, вечно недовольная ею, Ивэ.
— Скажи мне, сынок, — Боргу казалось, что он говорит шепотом — что я делаю среди этих напыщенных индюков?
Харальд захохотал и Ивэ тут же начала ему тихо выговаривать. Высокие створки дверей медленно отворились, и в зал неторопливо, с достоинством вошел герцог в сопровождении своего верного мажордома. Притихший двор, склонился перед ним в почтительных поклонах, оставаясь в таком положении до тех пор, пока он, поддерживаемый мажордомом, не занял своего места на троне и, в свою очередь, учтиво не поприветствовал своих гостей. Пока герцог выражал радость по поводу того, что Вседержитель продлил ему дни, позволив вновь насладиться несравненным пением тех, кто отмечен божественной искрой вдохновения, его мажордом, занял место позади трона, встав за его спинкой. Итак, герцог объявил о начале состязания певцов, лучший из которых будет избран самими слушателями. На середину зала вышел глашатай в тунике расшитой гербами герцогского дома, и только было открыл рот, чтобы объявить первого исполнителя, как в свите герцога произошло замешательство, и к ступеням трона вышел Джеромо Прекрасноголосый. Попросив у герцога соизволения сказать ему одно слово и получив его, милостивым кивком, он непринужденно поднялся к трону и склонившись к герцогу, что-то зашептал. Предчувствуя, какую-то интригу, зал заволновался. Неожиданно для всех, герцог подал знак, но не глашатому, что обернулся в сторону своего господина, боясь пропустить малейшее его движение, а мажордому, который тотчас, выйдя из-за трона, сошел с возвышения и направился к Нике. Судя по смолкнувшим за ее спиной насмешкам и тихому выговору Ивэ, ее друзей это насторожило также, как и ее саму.