— Госпожа, герцог просит вас подойти к нему — поклонившись, тихо объявил ей мажордом.
Поднявшись за ним к трону, Ника остановилась перед герцогом, глядя на него с почтительным ожиданием, между тем, теряясь в догадках. Рядом неожиданно встал Джеромо Прекрасноголосый, спустившись к ней на одну ступеньку.
— Дитя мое, — начал герцог — высокое боговдохновенное искусство пения не предполагает обмана и подтасовки, это не грубые схватки рыцарских турниров, больше похожих на деревенские драки у трактиров. Я не стесняю состязающихся правилами, но у меня имеется одно единственное условие — никакой магии. И это правило нерушимо.
Никак смотрела на него, не понимая, что значат его слова и при чем здесь она. Герцог какую-то долю секунды, пристально смотрел на нее и, в конце концов, сделав раздраженный жест рукой, спросил напрямую:
— Это верно, что ваш супруг — темный эльф?
— Да, ваша милость, — не подумала отпираться Ника.
Лицо герцога сделалось жестким.
— Я прошу вас покинуть мой дом.
— Хорошо, ваша милость, я уйду — присела Ника в глубоком реверансе, скрывая облегчение.
— Что значит «я уйду»? — сварливо осведомился герцог — Разве он сейчас не с вами?
— Нет. Он предпочитает никого не смущать своим видом.
— Но Джеромо уверяет, что он повсюду сопровождает вас.
— Он, мой муж — учтиво пояснила Ника, удивляясь про себя, при чем тут вообще может быть Дорган.
— Руфус, — за спиной Ники, подзывал кого-то рукой герцог — Что вы скажете?
— Ваша светлость, в этом зале нет магического присутствия — отозвался позади нее, высокий дребезжащий голос.
— Всем известно, что дроу настолько сильные маги, что их чуть ли не почитают за демонов — поспешно перебил его Джеромо — Мой герцог, да будет вам известно, если конечно ваш маг не потрудился довести этого до вашего сведения, что магия дроу столь сильна, что они легко могут пользоваться ею на расстоянии и таким образом способствовать победе того, кого, в данный момент, поддерживают.
Ника во все глаза смотрела на герцога, который только что предупреждал ее о грязных трюках уличных драк и который не сумел распознать один из них, что совершался прямо на его глазах. Еще больше она удивилась поступку Джеромо, с которым они мирно распрощались в деревушке, где вместе пели на свадьбе. С ним-то, что случилось? Почему он препятствует ее участию в этом состязании, не стесняясь мелких пакостей, вроде этой мелкой подтасовки? Она покосилась на него. Одетый в бархатный лиловый камзол расшитый золотыми нитями, в черных гетрах и длинноносых башмаках из мягкой кожи, он был неотразим. На миг, Нике вдруг страшно не захотелось уступать ему и петь так, что бы он не чувствовал себя баловнем жизни, которая раз за разом преподносит ему серебряный венок и славу первого и никем не превзойденного певца. Этот человек не умел, или разучился бороться честно, предпочтя пошленькую интригу.
— Что ты на это скажешь, Руфус? — между тем вопрошал невидимого Нике советчика, герцог.
— Ваша светлость, во избежание всяческих недоразумений и слухов о том, что состязание проводилось не честно, мы можем, либо исключить госпожу из числа состязающихся. Либо, я ограждаю, дроу защитным магическим заслоном, через который не пробьется никакая магия, исходи она от демона или тем паче, от какого либо чародея. Только для этого потребуется согласие самого дроу.
— Что скажете, госпожа Ника? — обратился к ней герцог.
— Этот вопрос вы должны задать моему мужу. Я же поступлю, исходя из его решения. Если он согласиться, то я приму участие в состязании певцов. Если он не захочет принять ваше условие, то я вынуждена буду покинуть ваш двор.
— Руфус?
— Я поговорю с темным эльфом и если он согласиться на добровольное заключение в магическом кругу, которое лишит его на полдня сил так, что он станет совершенно беззащитным, так же и потому, что он вступит в круг безоружным, то вы ваша светлость, будете иметь удовольствие слышать пение, мистрис Ники.
Ника успокоилась. Дорган никогда не согласиться на подобное условие. Что бы ему остаться беззащитным и без своих клинков в Поверхностном мире людей? Такое было просто не мыслимо, и подобно тому, если бы она, Ника, вышла в лютый мороз в одной сорочке.
— Быть посему — решил герцог, опуская ладонь на резной подлокотник трона — Ступай, Руфус, и пока мы будем дожидаться тебя, пусть поют менестрели. Ничто не задержит честного соперничества сих мастеров пения. Вы, Джеромо Прекрасноголосый, и вы, госпожа, возвращайтесь на свое место и ждите нашего решения.
Ника и Джеромо поклонились, сошли со ступенек трона и заняли свои места под пристальными взглядами, сгорающих от любопытства, зрителей.
— Что произошло? — с тревогой, едва Ника присоединилась к друзьям, спросила Ивэ.
— Их напрягает Дорган — тихо ответила Ника — Они думают, что он помогает мне своей магией.
Ника нарочно не назвала Джеромо, чтобы не вызвать у Борга и Харальда гнева, зная, что, скорые на расправу, они наплюют на все приличия, чтобы тут же воздать по заслугам клеветнику.
— Готов заложить свой боевой топор и твой молот в придачу, что эту мысль всем внушает этот Джеромо, чтоб ему охрипнуть до конца своей паршивенькой жизни — прогудел проницательный Борг, и не думая понижать своего голоса.
Ради того, что бы поддержать Нику, он снял кожаную куртку и шлем, смазав непослушно торчащие жесткие вихры жиром, заплел густую бороду в несколько косичек и надел парадный камзол. Повернувшись к своему зятю, не менее аккуратно одетому, ради такого случая, он стал решать, что сотворит с Джеромо за его лживые наветы на «девочку». Харальд, чьи русые густые волосы были разобраны и расчесаны на прямой пробор и чисто выбрит — Ивэ не любила бороду, произвел неизгладимое впечатление как на дам, кидающие на него трепетные взгляды, так и на их кавалеров, что настороженно посматривали в его сторону. Одет он был в стеганный кафтан, трещавший на нем по швам и в облегающие гетры, чувствуя себя во всем этом крайне стесненным. Эта неугомонная парочка чуть не сорвала состязание. Слушая их планы на счет Джеромо, Нике стоило невероятных усилий, чтобы сдержать смех. Стоящие же позади, Борга и Харальда, со вкусом и не в слишком приличных выражениях решающих ближайшую судьбу менестреля, сдерживаться и не думали. Молоденький трубадур, в это время исполнявший героическую балладу: нудную и довольно скучную, затравлено озирался, решив, что это его пение потешает публику. Он сбился, перепутал слова, чем действительно вызвал смех и, поняв, что провалился, от огорчения пустил «петуха». В сторону Ники, направился глашатай с мрачным выражением лица, явно для того, чтобы призвать нарушителей к порядку. Однако, Ивэ утихомирила своих мужчин быстрее, чем он подошел к ним со своим выговором, выслушав который, оба, сохраняя благопристойное выражение лица, запихали, не успевшего и пикнуть, глашатая в стоящую позади них толпу. Ника, покосилась на бледного, перепуганного Джеромо, слышавшего все от первого до последнего слова — тем ее чувство мести и было удовлетворено — и сосредоточилась на пении менестрелей.