Испуганные лошади шарахались и беспокойно ржали. Разбуженный мул, пронзительно ревел. А Ника, подобрав рясу, со всех ног бросилась вон из конюшни. И только в покоях леди Айвен, почувствовав себя в безопасности, успокоилась и отогрелась. Пока Христина ходила на кухню за ужином для нее, Ника осмотрела Айвен.
Девочка выглядела много лучше. Амулет Бюшанса надежно защищал, отводя от нее ненасытного Балахона. Жизненные силы возвращались к ней. Ника посмотрела на амулет. А что если завтра, одев его, она попробует выехать из Репрок на дорогу? Раз он отводит глаза Балахону здесь, в замке, почему бы ему не сработать, таким же образом, в лесу? Там он тоже, отведет Балахону глаза и его морок потеряет над Никой силу. Это должно сработать. Амулет Бюшанса еще ни разу не подводил ее. С Риганом или без, но завтра она снова попытается проехать по тропе к дороге, ведущей в город.
Ее мысли прервала Христина, принесшая кружку с вином и горячие гренки к нему, и пока Ника ела, она по своему обыкновению, болтала не умолкая. Так Ника узнала, как Сайкс и Христина похоронили Салли и как Христина оплакивала ее, пока Сайкс читал над могилой «Отход», чтобы душа почившей попала в благоуханную Вечность. Хотя Христину брало сомнение в этом, потому как, Салли была нерадивой и ленивой девицей.
После столь печальной церемонии, Христину развлекла досада тетушки Агнесс, так и не сумевшей узнать о чем это шептался на кухне в углу, рыцарь и монашка и это при том, что после оба, вообще, куда-то исчезли из замка. А, между тем, с упоением рассказывала Христина, бросая на Нику многозначительные взгляды, баронесса уже не раз спрашивала о сэре Ригане и, кажется, сейчас пребывала не в духе.
Упоминание о нем, вызвало в Нике досаду и неловкость. Что на него нашло? Зачем было губить теплоту едва возникшей дружбы. Кем он теперь станет для нее? Останется ее союзником, превратится в мстительного придурка, или станет равнодушным наблюдателем? И как ей с ним вести себя завтра? Сказать ему, что она решилась снова проделать сегодняшний путь, или обойдется?
Христина, сидевшая почти весь день при леди Айвен, ушла к баронессе готовить ее ко сну. А Ника, устроившись в кресле, начала рассказывать леди Айвен очередную историю, после чего рассчитывала встать в магический круг, чтобы дождаться Балахона и очень удивилась, когда Христина растолкала ее сразу же, едва она задремала.
— Что? — сонно спросила Ника, пытаясь потянуться в кресле. — Тебя госпожа отпустила на ночь?
— На ночь? — растерянно переспросила Христина.
— Ты ведь только что ушла к ней…
— Сестра, — перебила ее служанка. — Ты проспала всю ночь, а сейчас ясный день на дворе. И госпожа отпустила меня затем, чтобы я сказала тебе, что она желает видеть тебя. Так, что лучше бы тебе поторопиться.
Ника заметалась по покоям, разыскивая свое монашеское покрывало. Быстро влила в рот Айвен снадобье, прежде сняв с нее амулет. Она рассчитывала, что как только баронесса ее отпустит, еще раз попытаться выбраться на проезжую дорогу, ведущую в город. На ходу она сжевала пирожок с кашей, что принесла ей добрая Христина.
— Сэр Риган ночью покинул Репрок, отправившись на рубеж к дозорам, а потому хозяйка не в духе, — предупредила ее Христина, когда они, дождавшись тетушку Агнессу, поднимались по лестнице к покоям госпожи.
Однако, с каких странных событий начинается этот день. Балахон не пожелал посетить леди Айвен этой ночью, зато Нику с самого утра возжелал видеть баронесса, до того вообще не замечавшей монахини и вдруг снизошедшая до разговора с ней. У дверей ее покоев, Ника быстро вытерла губы, стряхнула крошки с рясы и спрятала амулет Бюшанса за ворот и стуча деревянными подошвами башмаков по каменному полу, вошла к леди Элеонор. Мимоходом заметив обтрепанный подол своей рясы, она расстроилась. Но Ника беспокоилась зря. За все время их общения, леди Элеонор предпочитала смотреть мимо нее, словно сам вид монахини был ей невыносим.
Покои супруги барона Репрок оказались самыми уютными, хотя толстые гобелены на стенах были выдержаны в несколько мрачных, черно багровых тонах. На атласном покрывале широкой постели лежало множество вышитых подушек и подушечек. Сама баронесса сидела на обитом бархатом кресле, не отводя глаз от причудливой игры огня в камине. Ее распущенные волосы лежали на спине золотистым плащом. Она напоминала Нике красавиц Россети. Только от их меланхоличной, мечтательной красоты леди Элеонор отличала чувственность и приземленность.
— Ступай Христина, ты мне пока не нужна, — сказала она и служанка, скованно поклонившись, ушла.
Какое-то время в покоях стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Тонкие пальцы леди Элеонор играли витым поясом бирюзового платья. Зеленые глаза не отрывались от огня. Казалось она позабыла о томящейся у двери, монахине.
— До меня дошли, не совсем понятные мне, слухи, — наконец произнесла она. — Будто ты вчера о чем-то шепталась с сэром Риганом на кухне? Об этом упорно говорят. Так вот, я желаю знать, что из этой болтовни правда, а что пустой вымысел. И правда ли это вообще?
— Да, госпожа, — тихо произнесла Ника.
Не хотелось иметь дело с разгневанной, ревнивой дамой.
— Не хочешь ли ты сказать, что Риган вел с тобой разговор… на кухне?
Ника молчала.
— Хорошо, — леди Элеонор оставив свой пояс, побарабанила пальчиками по подлокотнику кресла. — И о чем же шел ваш разговор?
— Госпожа, сэра Ригана очень беспокоит состояние вашего супруга и леди Айвен, — поклонившись, проговорила Ника тщательно подбирая слова.