Непритязательный уют человеческого жилья, словно врачевал ее душу, снимая тоску по дому. Она заметила нож, воткнутый изнутри в дубовый косяк двери. На полу, у очага, поблескивала рассыпанная соль. Подобный беспорядок, по-видимому, вовсе не беспокоил хозяйку. Над детской колыбелью, вместо игрушки свисали с потолка темные от времени, тупые ножницы. Ника сообразила, что все это были обереги от злых духов. Судя по тому, с каким открытым любопытством хозяйка поглядывала на нее и, ставя перед ней глиняную кружку теплого молока, приветливо улыбнулась ей, Ника решила, что, видимо с честью выдержала испытание ими. Когда перед ней, на деревянную тарелку, положили ломоть ржаного, свежеиспеченного хлеба, Ника, не сдержавшись, накинулась на угощение. Ничего вкуснее в своей жизни, она не ела. Пока мужчины вели неспешный разговор за нехитрой трапезой, потягивая свое пиво, хозяйка, сев, напротив Ники и подперев кулачком щеку, наблюдала за гостьей.
— Очень вкусно, — улыбнулась Ника, заметив ее пристальный интерес к себе и, как бы, извиняясь за свою несдержанность.
— Рада всегда услужить вам, — охотно отозвалась хозяйка. — Зовите меня ежели понадоблюсь. Салли, так меня зовут. А как мне прикажете величать, вашу милость?
— Фиселлой — немного поколебавшись, отчего-то назвалась Ника.
— Это эльфийское имя, — покачала головой Салли. — А вы, госпожа, человек и не в обиду будет сказано вам и вашему супругу, достопочтенному лорду Доргану, имя у вас должно быть людское.
Ника посмотрела на свои руки поняв, что ее эльфийское имя никого уже не введет в заблуждение и кивнула. Так тому и быть. Салли права — не следует больше отказываться от своего имени.
— Меня зовут Ника, что значит — победа.
— Желаете еще молочка, госпожа Ника?
— Да.
Пока они болтали, Ника поймала себя на том, что она никак не могла наговориться с Салли — их беседа ни на миг не прерывалась. Как это здорово, вот так, запросто, болтать ни о чем. Салли то же была рада поговорить с человеком, пришедшим из неизведанных и далеких мест. Такие гости редко заходили в Старые Дубы и останавливались в их доме, привнося, хоть какое-то, разнообразие в монотонность и предсказуемость их деревенской жизни.
— Нелегко вам, видать, в дороге пришлось, что вы решились в мужское платье облачиться? — осторожно, чтобы не обидеть гостью, спросила женщина.
— Я была бы вам очень признательна, Салли, если бы вы нашли мне какую-нибудь старенькую юбку. Разумеется, я заплачу за нее.
— Платить мне не нужно, коли вы оставите мне мужскую одежку, что сейчас на вас. Вам, поди, она уже ни к чему будет. Вам я дам платье, что дочка до замужества своего носила. Оно ей уже не налезет, а вам впору будет.
— Она с вами живет? — Ника покосилась на колыбельку.
— В соседнюю деревню в замужество ушла. Пойдемте-ка, примерим на вас платье. Думается мне, ушивать его придется.
Не прекращая разговора с Даймоном и Сайксом, Дорган проводил их взглядом. Салли завела Нику за полог, закрывавшим широкую деревянную кровать, на которую и усадила ее. Задернув полог как следует, она подошла к громоздкому сундуку, что стоял в ногах кровати и, откинув крышку, вынула аккуратно сложенную чистую одежду. Пока Ника снимала камзол и штаны, подаренные ей Бэлкой, Салли стояла рядом, задумчиво наблюдая за ней.
— Какой у вас спокойный внук, — произнесла Ника, чтобы хоть что-то сказать.
— Ах, что вы, госпожа, — очнулась Салли, всплеснув руками. — Я своих внучат вижу не так уж и часто, как мне самой хотелось бы. Уж ежели, их родители погостить к нам придут, то я их тогда вдосталь побалую. А, то дитя, что вы в зыбке видели, сыночек мой — последыш. Смотрите-ка, как я угадала. Рубаха и платье совсем впору пришлось, а что широко в поясе будет, так вам и то хорошо.
— У меня сердце начинает щемить на вас глядючи, госпожа, — вздохнула Салли после непродолжительного молчания, когда пыталась повязать голову Ники платком, что было непросто из-за тяжелой косы, свернутой на затылке — Но ведь, что можно поделать против судьбы, что выпадает нам? Значит, боги так распорядились, что не иметь вам деточек. Только без них сердце заледенеет, а чрево иссохнет.
— О чем вы, Салли? Какие дети? — не поняла Ника, укладывая косу вокруг головы.
— Так ведь я о том, не в обиду вам будет сказано, госпожа, что браки между эльфами и людьми всегда бывают бесплодны. Это всем доподлинно известно, — ответила женщина. — Потому-то наши парни не соблазняются красотой эльфиек, а девы не идут за эльфов.
— Ну, значит, так тому и быть, — равнодушно согласилась Ника. Это не особенно ее занимало. Какие дети, если не сегодня-завтра она исчезнет из этого мира.
Вид Ники вызвал у Доргана улыбку.
— Рад вновь познакомиться с вами достопочтенная, госпожа, — шутливо поклонился он ей.
— Издеваешься, да?
К вечеру, хозяева предложили гостям ночевать на их ложе, от чего Дорган наотрез отказался, вместо этого попросив отвести им место на сеновале. Нике, городской девчонке, ночлег на сеновале был в новинку, как и жирное парное молоко из-под коровы. У ее бабушки в деревне, давно уже не было коровы, а значит, и сено было ни к чему и она не знала прелестей, ни того, ни другого. Ее желудок, довольствующийся в последнее время сухими кореньями, мало съедобными грибами, безвкусными орехами и жестким мясом лесной дичи, не вынес жирного молока. Так и получилось, что всю ночь она провела не на сеновале с Дорганом, а за сеновалом, в зарослях лопуха и крапивы. Сразу же, как только ее отпускало, Ника спешила на сеновал, но едва подходила к лестнице приставленной к нему, как организм снова напоминал о себе, и Ника неслась обратно, спеша занять уже привычное место — вытоптанный ею в лопухах пятачок. Смирившись с тем, что этой ночью ей уже не придется спать, она устроилась поудобнее подоткнув юбки и упершись подбородком в кулачок, слушала ночную тишину Старых Дубов. Рядом, в высокой траве, неутомимо стрекотали сверчки. В кустах бузины щелкал и выводил трели соловей. В курятнике беспокойно кукарекнул петух, завозились разбуженные куры. Сонно гавкнул пес и смолк. Откуда-то из далека донесся тихий девичий смех. Скрипнула дверь. Остро пахло разнотравьем. Подбородок соскользнул с подпирающего его кулачка и Ника мигом пришла в себя, стряхивая, одолевшую дрему. Она прислушалась к себе. Похоже, ее бедный организм полностью иссяк вполне доходчиво объяснив своей хозяйке, что жадность до добра не доводит. Поднявшись, Ника оправила юбку и поеживаясь от ночной свежести, поспешила к сеновалу, мечтая забраться под теплое, нагретое Дорганом, одеяло. Но скользнув в его приоткрытые ворота, остановилась. На перекладине лестницы сидел, поджидавший ее, эльф. Это было похоже на то, как будто разгневанный муж встречает, явившуюся среди ночи, невесть где задержавшуюся, жену. Она даже заметила немой укор в его, полыхнувшим в темноте красным отблеском, глазах.